Борель. Золото [сборник] - Петр Петров

«Подраться».

Выписывая ногами зигзаги, он добрался до избы и, расталкивая плечами таких же пьяных старателей, вломился в дверь. От спертого воздуха, тесноты и надсадной песни потолок избы готов был взорваться. При появлении молодого баского приискателя деревенские парни нахмурились, а девки грянули еще оглушительнее.

Играли в «соседи». Парень в красной рубахе щелкал по полу ременным поясом и спрашивал ребят, держащих на коленях разопревших девок.

— Доволен сосед соседкой?

— Доволен…

— Кажи свое удовольствие.

Парень три раза взасос целовал девку. А если был недоволен ею, то менял на другую. «Староста» в красной рубахе вытягивал девку ремнем по спине и отходил «о второй паре.

Костя пробрался в передний угол и сорвал с колен сухощавого веснушчатого парнишки присадистую девку.

Мальчишка загнусил. За него вступился «староста», поднялись с лавок выпившие парни. Девка делала вид, что хочет освободиться и с хохотом кричала:

— Ой, заездили! Ой, дурной лешак!

Веснушчатого парнишку подтолкнул появившийся Алданец:

— Смажь!

Мальчишка замахнулся, но от встречного тумака Кости ударился головой в простенок. По избе рев:

— Наших бить!

— А, шпанка!

— Полосуй, паря… Звали их сюда, сволоту!..

Костя с пеной на губах ринулся на Алданца-подстрекателя, но сзади его ударили по голове бутылкой. Брызги стекла и самогона звонко ударились в низкий потолок, В этот же миг погас свет.

Крепкие кулаки ребят молотилами обрушились на Костину голову.

Его быстро смяли на пол, били каблуками. Но все же, сквозь стук, хрипение и остервенелый мат с улицы расслышал голос Морозова.

Снаружи по окнам ударили тяжелым стягом, и новая волна топота и рева покатилась из опустевшей избы по двору, по всей деревне.

5

Главный инженер получил предложение треста о переходе на работу в горный институт и уехал в краевую контору за три дня до праздника. Ему было поручено оформить заявки на необходимые агрегаты для электростанции, бремсберга и бегунки. Гурьян не хотел, чтобы Клыков сделал доклад без него, но скандал старателей задержал директора на целую неделю. По деревням, по зимовьям был наряжен отряд милиции для искоренения шинков. Катя, Пинаев и Стуков беспрерывно проводили собрания. Десяток старателей и пятеро деревенских парней были арестованы. В приисковую больницу вместе с Костей положили раненных ножами Морозова и Супостата.

И когда обросшие, похудевшие и мрачные после перепоя старатели снова вышли на работу, Гурьян собрался в дорогу. Вечером он зашел к Вандаловской неожиданно. Она мылась и не закрючила двери. Накинув простыню, Татьяна Александровна прыгнула за перегородку, где стояла кровать.

— Нельзя!

Она торопливо натягивала одеяло. Посредине комнаты стоял таз с парящей мыльной водой.

— Вы мылись? — Гурьян смутился.

— Да отвернитесь же! — настойчиво крикнула она, шурша одеялом. — Как вас занесло?

Татьяна Александровна хлопала крышкой чемодана, шелестела бельем. Босые ноги глухо и мягко шлепали о пол.

— Ну, можно.

Гурьян повернулся и виновато заулыбался. Смуглое его лицо густо забурело. Перед глазами все еще стояла обнаженная, розовая, будто выточенная, женская фигура.

— Проходите, вот туда.

Под ее пальцами щелкала кнопка.

— Обувайтесь, а то пол холодный, — заботливо посоветовал директор.

— Пустяки, ведь я занимаюсь физкультурой и не особенно боюсь простуды. Сибирячка, поди, — усмехнулась она, натягивая туфли.

Смотреть друг на друга все же было неловко. Она накинула на плечи шаль и привалилась к стене, завешанной ковром.

— Завтра едем, — начал Гурьян. — Собирайтесь со всем вооружением и двинем часов в восемь утра.

— Как, разве и меня берете? — удивилась она.

— Да… Придется давать объяснения по сметам и расчетам.

— Но ведь там Иван Михайлович…

— Иван Михайлович само собой, — Гурьян заглянул в ее глаза и громко выколотил трубку в медную пепельницу. Вандаловская сдвинула плотные скобки золотистых бровей.

— Не думаю, чтобы он оказал серьезное сопротивление, тем более, когда у нас на руднике перелом в лучшую сторону.

— О сопротивлении нет речи… Но разве не знаете, что его берут от нас.

— В первый раз слышу. Что случилось?

— Ничего особенного… Пригласили на академическую работу.

— И вы не протестуете?

— Думаю, но едва ли из этого что-нибудь выйдет… Кажется, Иван Михайлович сам просился к ним.

Вандаловская задумчиво смотрела в одну точку.

— Знаете, здесь кем-то распространяются слухи, что я строю карьеру, во-первых, на том, что будто бы игнорирую технический персонал рудника, и, во-вторых, ищу сближения с вами. Конечно, все это пустяки, но может получиться междоусобица, вредная для дела. — Она рылась пальцами в коробке с папиросами.

— Басни, — резко отрубил Гурьян. — Я тоже слыхал. Говорят даже, что вы дочь бывшего золотопромышленника, оттого и получили заграничное образование. (Он умолчал о скандале с Варварой.) Вот с этой поездкой опять начнутся вздохи о замене вами Клыкова.

— О чем вы? Какая замена?

Татьяна Александровна насторожилась и уронила в колени пепел.

— О том, что Клыков для нашего дела устарел. И мы, большевики, такие выводы сразу превращаем в действие, без особенных драм. Вот как дело обстоит, по правде говоря.

Она что-то хотела оказать, но под окном послышался топот и голоса шахтеров.

— Смена, — сказал Гурьян, застегивая легкую оленью доху.

Он протянул руку и неожиданно спросил: — А где ваш муж, Татьяна Александровна?

Вандаловская опустилась на кровать и широко открыла глаза. Гурьян понял свою опрометчивость.

— Муж? — она оправила сарафан, пряча оголенную, сверкавшую белизной ногу. — А разве я вам не говорила? Он погиб на Уральском фронте еще в двадцатом году.

Гурьян шел домой неторопливо. На своих извилистых дорогах он много видел женщин, и так случилось, что ни одна из них не привлекала его. Здесь же было что-то необъяснимое. «Неужели влюбился?» — думал он.

6

Катя вошла в белом халате. Бледно-голубые стены палаты скрывали ее фигуру. И Косте показалось, что к нему приближаются только смородины глаз и яркий рот девушки. Она беззвучно села на стул и положила на бритую голову парня теплую, слегка дрожащую руку.

— Ну, как ты?

Костя ожидал, что эти опечаленные глаза вот-вот брызнут слезами, загорятся упреком. Он не выдержал взгляда Кати и тихо ответил: